Сегодня мы продали квартиру. Когда мы вышли из нотариальной конторы и завернули в подворотню, Юра сказал:

– Бомжатиной воняет.

– Привыкай к новой жизни, – сказал я.

А что? Квартиры у нас нет, работа осталась только у меня, но и ее на следующей неделе уже не будет…

Можно было бы считать, что Рубикон перейден, но все-таки настоящая точка необратимости для нас – это вылет из Минска. С обычными паспортами вместо специально оформленных на ПМЖ и с 18-летним призывником без военного билета.

Благодаря отчаянным усилиям Оли дубликаты потерянных Юрой документов были у нас на руках уже через два дня, в пятницу. Со всеми нужными печатями. В субботу мы прописались в Колодищах, а я и Юра еще и встали там на так называемый воинский учет. Отдали «прописчику» оставшуюся сумму. Сейчас нам есть на что купить продукты в магазине только благодаря тому, что удается выручить за остатки вещей.

Закончили установку нового памятника на могиле моего отца. У нас здесь никого не остается, и я специально заказывал такой памятник, чтобы за ним не требовался уход – ну, по крайней мере, в обозримом будущем.

Сегодня договорился с банком о дорожных чеках для оформления сделки с покупателями нашей квартиры. Увы, больше трети суммы будет чеками по 100 долларов, так что записывать-подписывать всю эту кучу бумаг придется долго. Боюсь, покупатели начнут роптать.

Близится день Х, то есть наш отъезд. А насчет временного жилья пока ничего решить не удалось. Ну, ничего, время еще есть, хоть и не так уж его много.

Intermezzo

“I’m a kind of messenger,” Staub said. “Fuckin’ FedEx from beyond the grave, you like that? Guys like me actually come out pretty often whenever the circumstances are just right.”

– Stephen King, Riding the Bullet

В 1984 году, едва начав обмен нашей маленькой, но трехкомнатной квартиры в Барнауле на двухкомнатную почти такой же площади в Минске, мы сразу же наткнулись на каменную стену препятствий. Поначалу самой большой проблемой было несовпадение законов и процедур в России и Белоруссии. На какой-то бумажке, выдаваемой в нашем, российском, райисполкоме круглая печать ставилась, а в белорусском – нет. Минские бюрократы были готовы принять бумагу с ненужной им барнаульской печатью, но вот наши, барнаульские, требовали, чтобы на аналогичном белорусском документе тоже печать стояла. На различия в законах им было наплевать – или давайте бумагу с круглой печатью райисполкома, или до свиданья. В Минске же поставить эту злосчастную печать категорически отказывались: не положено. И ничего мы добиться не могли. В конце концов барнаульский сын минской старушки, с которой мы менялись квартирой, отставной военный и член КПСС со стажем, большим, чем жизнь, написал про подлых бюрократов в газету «Правда», и через месяц-другой ему позвонили из нашего, барнаульского обменного бюро (или как там оно называлось): приносите, мол, документы – возьмем ту бумагу без печати. Мы принесли, они взяли. Но после этого минские бюрократы заявили, что справка из минского же домоуправления недействительна – ей к тому времени было уже больше года. Знакомые наших «обменщиков», которые занимались в Минске оформлением документов по доверенности, пошли в домоуправление за новой справкой. А в те времена был такой порядок: если человек больше года не жил в своей квартире, то ее можно было у него отсудить в пользу государства. Поскольку старушка уже давно жила в Барнауле у сына, начальник домоуправления в Минске решил ее квартиру отобрать. И он послал этих людей подальше, и старушка с родственниками упали духом и решили махнуть на все рукой. И тогда Оля взяла у старушки доверенность и полетела в Минск добывать заветную справку. И вернулась в Барнаул «под щитом». И тогда я решил, что пришла моя очередь попытать счастья.

В Минске было ветрено и дождливо. Старушкина квартира оказалась загаженной помойкой. На кухонном столе разлагались остатки торта – судя по всему, его бросили перед отъездом год назад, когда барнаульский десант эвакуировал хозяйку. От волнения или усталости – или от того и другого вместе – у меня разболелась голова. Я сходил в хозяйственный магазин, купил раскладушку и лег спать.

На следующее утро я проснулся как будто в другом городе. Листья деревьев блестели, в зеркалах мелких луж отражались облака, и даже свежий асфальт возле новенькой станции метро, казалось, сверкал на солнце. Интуиция, внутренний голос, чутье и что-то еще – сам не знаю, что – подсказывали мне: надо идти ва-банк. И я отправился не в домоуправление, а в так называемое обменное бюро. Дождался в коридоре своей очереди и зашел в кабинет. Из-за стола виднелась типичная советская служащая в очках и с высокой прической, а на стуле у стены, прижав к себе кошелку, сидела пожилая женщина и пересказывала нашумевшую газетную статью не то про какое-то зверское убийство, не то про какого-то маньяка – в то время подобные материалы публиковать разрешалось нечасто, и потому каждый из них подолгу обсуждался в народе. Судя по всему, дама за столом была незнакома с этой душераздирающей историей, а потому слушала внимательно и даже время от времени что-то переспрашивала. Возня с бумагами посетителей отвлекала ее от куда более важного дела.

Я положил на стол свои документы и присел рядом с рассказчицей. Дама глянула на мой паспорт и доверенность, порылась в ящиках, извлекала папку с документами нашей старушки, наскоро все перелистала, заполнила какую-то бумажку и велела мне заплатить госпошлину в сберкассе по соседству. Минут через пятнадцать я уже снова был в кабинете. Женщина с кошелкой говорила без умолку, дама за столом пыталась ее перебить. Я отдал квитанцию даме, а та протянула мне небольшую розовую бумажку. Это был ордер на старушкину… нет, теперь уже нашу квартиру.

Когда я зашел к начальнику домоуправления, чтобы подписать документы для выписки с нашего прежнего места жительства, он спросил:

– И как же это вам с устаревшей справкой удалось получить ордер?

– Пошли навстречу, – сказал я, – и сделали исключение.

– Ну вот, теперь эта квартира для Минска потеряна, – посетовал он.

– Вы неправильно мыслите, не по-государственному, – нагло заявил я. – Вместо пенсионерки здесь будут жить двое молодых энергичных людей с высшим образованием. От кого больше пользы для города?

Уж не знаю, был ли начальник сражен моей циничной демагогией, или он решил не опускаться до спора с каким-то провинциалом, но только через несколько секунд печать ударила сначала по одной бумаге, затем по другой, и я вышел из кабинета. Можно было возвращаться в Барнаул и начинать подготовку к переезду.

С тех пор, когда я сталкиваюсь с непреодолимыми, казалось бы, препятствиями, я вспоминаю ту женщину с кошелкой. Ее лицо я уже, конечно, забыл, но голос, гипнотизировавший даму из обменного бюро, я слышу как сейчас. Можно гадать, кто направил эту женщину в нужное место в нужное время, только сдается мне, она оказалась там не случайно.

Вчера так хорошо начинался день: солнце светит, ветра нет, тепло (необычно тепло для конца октября); я позвонил в «LOT», и девичий голос сказал мне на чистом русском языке не совсем по-русски: «Подтвердили из Варшавы вашу собачку»; Оля с риелтором поехали оформлять документы для продажи квартиры, Юра отправился в военкомат – становиться на учет по новому месту жительства (не в Канаде, конечно, а в Колодищах, где мы должны фиктивно прописаться), а я послал письмо нашим друзьям, живущим в Миссиссаге (там расположен аэропорт Пирсон, куда мы прилетим), с просьбой снять нам жилье на двое суток и купить билеты до Ванкувера на 18 ноября и начал искать в интернете какое-нибудь временное жилье в Бернаби поблизости от метро, то есть SkyTrain’а. Лучше всего было бы найти небольшой отель типа Bed & Breakfast, или меблированную квартиру, или даже домик – да, в общем, что угодно, лишь бы не слишком дорого, и чтобы с собакой пустили.

Все собаколюбивое жилье свелось к паре B&B (в среднем 150 долларов в сутки за номер), расположенных чуть ли не в горах, – без машины там делать нечего, – и одной гостинице с номерами примерно по 80 долларов плюс 10 долларов в сутки за собаку. Я решил, что мы остановимся в этой гостинице. Дороговато, конечно, но что поделаешь? Заполняю на сайте все, что требуется, и получаю ответ: в доступном согласно этому заказу номере животных держать нельзя. Крупно так написано, в самом верху, и еще желтым цветом выделено. Других номеров не предлагают.

Затем я нашел целый дом с тремя спальнями в семи кварталах от SkyTrain’а. Аренда стоит $1500 в месяц, зато дом с мебелью, интернетом и вообще всем необходимым для жизни. Такой большой дом нам, конечно, не нужен, и SkyTrain далековато, и цена кусается, но что нам остается делать? Я написал письмо по адресу, указанному на сайте. Прошли сутки – ответа нет.

Куда нам деваться, прилетев в Ванкувер?

Дальше – больше. Позвонила Оля, и по ее голосу я понял, что у нас неприятности. Так оно и оказалось: Юра, встав на учет в новом военкомате, по дороге домой потерял приписное свидетельство и так называемый листок убытия. Теперь ему надо идти в наш районный военкомат и заново оформлять приписное, потом заново сниматься с учета, заново становиться на учет в новом месте, заново оформлять в паспортном столе листок убытия и заново заверять его в милиции. И только потом мы сможем прописываться. И на все про все у нас три недели.

Юре осталось только паспорт с канадской визой потерять, и мы приехали…

Недавно я увидел в интернете среднюю стоимость квадратного метра на рынке вторичного жилья в Минске за сентябрь: 2047 долларов. Данные, судя по всему, объективные: наша знакомая только что продала свою двухкомнатную хрущевку в соседнем дворе, и если посчитать, во сколько обошелся покупателям один квадратный метр, то получится 2048 долларов. Но наша-то квартира наверняка лучше среднестатистической, не говоря уже о хрущевке. Казалось бы, надо подороже оценить (что мы изначально и сделали). Но вот что я прочитал на днях в статье со зловещим названием «Объем сделок на вторичном рынке недвижимости стремительно сокращается»: «С июня нынешнего года количество сделок с недвижимостью резко пошло на спад. По данным риелторских агентств, за последние полгода оборот вторичного рынка жилья в сравнении с аналогичным периодом прошлого года упал втрое. … На данный момент специалисты затрудняются спрогнозировать длительность кризиса на рынке недвижимости. По предварительным оценкам, спрос на квадратные метры в стране не восстановится до прежнего уровня, а будет стремительно снижаться. … Цены, составляющие около 2 тыс. долларов за квадратный метр, по карману американцам или жителям Евросоюза, но никак не среднестатистическим белорусам». Можно было бы, конечно, эту статью проигнорировать, но лучше прямо смотреть в лицо фактам: если до октября цены на двухкомнатные квартиры росли, то в октябре начали падать, и две недели назад один квадратный метр стоил уже 1980 долларов. Почесали мы затылки, поежились от собственного малодушия и назначили за свою квартиру новую цену, еще ниже, на этот раз из расчета 2050 долларов за квадратный метр. И наконец появились люди, реально заинтересованные в покупке, – ходили по квартире, заглядывали на лоджии, прикидывали, войдет ли стиральная машина в ванную… Одна пара – мужчина, извиняюсь за выражение, кавказской национальности и его молодая жена, выкрашенная в блондинку, – даже начала торговаться. Пока остальные потенциальные покупатели думали, эти двое взялись нас обхаживать, а мы, учитывая наши обстоятельства, не очень-то сопротивлялись, и только иногда взбрыкивали – например, когда они предложили нам «кинуть» риелторскую фирму, с которой у нас заключен договор, или потребовали, чтобы мы оставили им кухонный гарнитур – бесплатно, конечно. У нас тоже были свои требования: чтобы мы смогли дожить в квартире до отъезда, и чтобы деньги мы получили не наличными, а дорожными чеками, оформленными на имя Оли. После того, как мы уступили еще две тысячи долларов (изначальная цена в результате понизилась на 35 тысяч), переговоры закончились, и мы подписали с покупателями предварительное соглашение.

Вчера мы получили задаток и тут же побежали его тратить, то есть покупать билеты на самолет. Вернее, заказывать их – в представительстве польской авиакомпании «LOT». Сегодня получили из Варшавы подтверждение заказа (такая усложненная процедура действует только в отношении пассажиров с животными).

Мы вылетаем 16 ноября.

Откровенно говоря, дела у нас скверные. Мы снизили цену на квартиру сразу на 20 тысяч долларов и добавили в объявление слова «срочно» и «торг», но это не помогло – покупателей как не было, так и нет. А время-то поджимает…

Еще мы надумали выписаться из своей квартиры прямо сейчас, чтобы, во-первых, потом быстрее оформить ее продажу, и, во-вторых, не возникли осложнения в связи с отменой прописки – в том случае, если весь этот процесс не удастся закончить до 1 января. Чтобы выписаться, надо куда-то прописаться, а как нам это сделать? У нас ведь нет в Минске близких родственников или таких друзей, которые бы согласились нам в этом деле помочь. Надо обращаться к людям, зарабатывающим на прописке таких, как мы. С ними заключается временный договор об аренде или субаренде жилплощади (с устной договоренностью о том, что на самом деле никто у них, конечно, жить не будет), а на основании этого договора можно оформить прописку. В газетах эти люди помещают объявления вроде «пропишу быстро».

Чтобы не нарваться по неопытности на обман, мы предпочли заплатить 100 долларов за посредничество риелторской фирме, с которой у нас заключен договор о продаже квартиры. Они связали нас с двумя людьми: некоей Людмилой, которая должна была прописать нас с Олей в Боровлянах за 540 долларов, и парнем, взявшимся за 420 долларов сделать то же самое для Юры в Колодищах. Тратить на все это больше тысячи долларов – фактически, все, что у нас осталось от сбережений, – именно сейчас, когда мы с трудом выживаем на мою зарплату плюс гроши, которые удается выручить от продажи наших вещей, – это, наверное, авантюра, но мы решили, что овчинка стоит выделки. И, возможно, ошиблись. Впрочем, Юру, тот парень, судя по всему, пропишет, – все необходимые для выписки бумаги уже есть, – а вот у нас с Олей вышла осечка: поехали мы вчера в Боровляны, встретились с той самой Людмилой, а она стала требовать залог, о котором изначально речи не было. Сначала хотела получить по 50 доларов с рыла, потом 50 долларов с двоих, но я отказался платить больше, чем было изначально оговорено, – скорее, из принципа, чем потому, что жалко было заплатить лишние 50 долларов, когда в общем итоге речь идет о тысяче с лишним. Короче, мы повернулись и уехали.

Завтра собираюсь к риелтору. Буду требовать, чтобы нас направили за пропиской к кому-то другому, честному, или вернули 2/3 денег, которые мы отдали за это горе-посредничество. И надо будет снова снизить цену на квартиру – еще на 10 тысяч долларов.